Часть восьмая

    Отдохнем от жутких реалий зоны и вернемся на север. Летняя красота северной природы, не бесконечна. Летний день быстро заканчивался и уже в конце августа появились первые признаки зимы. Жизнь на севере мне нравилась, а что ребенку, много ли надо, друзья, игры, но до тех пор, пока не пошел в школу и не почувствовал жгучих северных холодов. Летний, длинный,  день закончился, и началась северная ночь. Хотя света хватало, но это был свет искусственный, от электрических ламп. Город был хорошо освещен, везде горел свет, но он утомлял, этот свет. Вставали при свете, ложились также при свете, только днем, часа на два появлялось солнце. И это на мне сказалось. Отучившись первую четверть, в школе, во втором классе. Походив в сорокаградусный мороз  по городу, в школу, я перенес ангину. В первый день после зимних, ноябрьских каникул, я кое-как встал и пришел в школу. Сел за парту и почувствовал сильную боль в ногах. Меня привели в библиотеку, положили на стол, и там я пролежал до прибытия скорой помощи. Привезли в больницу, положили в палату, но что со мной не известно. Боль усилилась, ноги стали закостеневать. Тупость тех врачей не имела границ. И на данный момент меня тупость медицинских коновалов из Дудинки, сильно убивает. Хотя я сейчас, со своим медицинским образованием, прекрасно понимаю, достаточно взять анализ крови на лейкоцитоз, а это банальный анализ и диагноз можно смело ставить. Да, даже достаточно собрать анамнез, узнав, что ребенок перенес ангину, то уже можно смело ставить диагноз – «ревматизм». Эта заболевание, инфекционно -  аллергическая реакция у детей, на ангину. Банальное заболевание, но не для Дудинских коновалов. Из палаты убрали других детей и положили со мной мать. Легче мне от этого не стало. Боль все сильнее, я уже беспрестанно кричал. А еще эти медицинские коновалы с города Дудинка, откуда-то взяли, бабки, наверное, подсказали, что здесь нужна бессолевая диета и запретили солить мою пищу. Ну, а здесь любой человек, а не только ребенок с ума сойдет. Без соли ни одно животное, в том числе и человек, жить не может. Животные, идя к солончаку, знают, что их там поджидают хищники, что они там могут погибнуть, но идут, потому что, они без соли прожить не смогут. А коновалы решили, идти наперекор природе, мол, ребенок проживет. А, назначить обыкновенный аспирин, что в первую очередь назначается при этом заболевании, ума и знаний ни хватило. Пролежал я со страшными муками, несколько недель, как пришел доктор, решительный, кто он, откуда. Ударил ребром ладони по изгибу коленей. Я потерял сознание от боли, но ноги согнулись. Идиотизм полный. Достаточно в сустав ввести новокаин и ломай кости, боли не будет. Но как больному не причинить боль, это не для медиков. Тем более ребенку, он даже обругать не сможет. После этого боли в ногах стали стихать и меня потихоньку, помаленьку, стали учить ходить. Все эти дни и недели мать была со мной, ни куда не отходила.Рассказывала мне всякие истории, особенно о своей жизни, о своей семье.А семья у ней была, также кержацкая, домостроевская. Слово отца, закон. А, дед мой был из крепких кержаков, можно сказать кулаков, хотя кулаков, как таковых в Сибири не было. Но дед мой до революции владел несколькими островами, на Ангаре, огромными заливными лугами, покосами. В тайге были свои угодья, где он ставил свои заимки и занимался охотой и кедровым промыслом. Рассказывала, как дед однажды воевал, боролся с медведем. Пошел добывать белку и естественно, патроны на белку были приготовлены. Его собаки с ним, бегают  по лесу, ищут белку, ну и набегали на медведя. Тот заревел, поднялся на задние лапы и на них. Собаки к деду, медведь за ними. Дед за ружье, а что толку, патроны беличьи, убить не убьешь, а ранишь медведя, и здесь придет каюк. Раненного зверя не остановишь, ни чем. Собаки возле деда сгруппировались. Увидели в нем своего защитника. Вспомнили, что они тоже не лыком шиты, а как ни как, охотничьи лайки. Начали медведя в обхват брать, за задницу кусать. Медведь ревет, отбивается, дед в это время запалил бересту и давай горящим факелом махать и кричать на медведя. Медведь видя, что сила не на его стороне, рявкнул от огорчения и подался вглубь тайги. Я был очень впечатлен этой истории и был горд за деда и за его лаек.  В следующий раз, мама рассказала, как попала сюда, как выжила здесь. Как попала в лагерь, морозы, одежды теплой нет, еды не хватало, но самое главное. Не было умения приспосабливаться, умения находить нужные пути. Говорит,

                         - Тыркали меня, куда попало, во все углы, толкали на все тяжкие работы. Я и не ожидала, что здесь выживу. Но совершилось чудо, по зонам ездила с концертами Лидия Русланова, она также сидела здесь в сибирских лагерях, за уголовное  преступление, совершенное ее мужем, генералом. Был он у нее в больших чинах во время войны, командовал армией и в Гнрмании  нахапал несколько машин немецкого добра и Сталин посадил его и заодно его жену, певицу Лидию Русланову. Мы слышали о ней, знали, что она сидит недалеко от нас. Рассказывали, что сидит с комфортом, с обслугой. Одета и питается не по-нашему, но что приедет к нам, и я увижу ее, конечно не ожидала. Я о ней ни чего не знала, песен ее не слыхала, да и где могла услышать, когда у нас и радио, то не было, Только по рассказам своих подруг, здесь в зоне. Было конечно интересно услышать и увидеть такую знаменитость, которую сам  Сталин наградил орденом, а потом он же и посадил. Историй о ней много ходило, и когда нам объявили, что нас ведут на концерт самой Руслановой, я первой очутилась в клубе и села на полу возле сцены. Клуб набился битком, всем хотелось, и увидеть и услышать знаменитую заключенную. Тут появилась она, в роскошной шубе, платке и в своих знаменитых валенках. Красивая, статная, немного даже вальяжная. Совсем не похоже, что это, такая-же «зечка», как и мы. Начался концерт. Сначала пела она одна, но потом попросила, чтобы кто-то из женщин вышел и подпевал ей. Окинув взглядом зал  битком набитый серой массой изнуренных непосильной работой и лагерным бытом, одетых в лагерные  телогрейки женщин, она увидела меня и попросила подняться к ней на сцену.

    Петь мама всегда любили и голос у нее приятный, лирический.

       - Я, застеснялась, но она спустилась ко мне и взяв за руку, вывела на сцену. Спросив меня, откуда я, потом спросила, знаю ли я такую песню. Но так, как она пела народные песни, которые пели и у нас в селе, то она была мне знакома. И получилось так, что мне пришлось подпевать ей несколько песен. Концерт закончился, но она меня не забыла. Представила начальнику лагеря и попросила, чтобы эту красавицу не обижали. После этого мне наступило послабление. Меня отправили на курсы поваров, здесь же при лагере, а потом, сразу по окончанию курсов на вольное поселение, а тут и подошла амнистия. Так благодаря знаменитой певице я и выжила.-

          А после лагеря, мама осталась здесь же, на севере. Получила направление в столовую работать поваром, а через полгода стала и шеф - поваром.    

 Снабжение тогда на севере было отличным, фрукты овощи, все это у меня было в повышенном рационе. Но мучения мои на этом не закончились. Зря я поторопился сказать вам, читатель, что жуткие реалии, только в зоне. Но и когда «коновалы» возьмутся тебя лечить, ты сам скажешь, лучше в зону.

        Маму, когда я пошел на поправку, выписали на работу. Я остался один и естественно палату заселили другими ребятишками. Через несколько дней, у меня высокая температура, боли в горле. Здесь, правда, диагноз поставили сразу,- Дифтерия. Как эти коновалы умудрились диагноз поставить, это я до сих пор не пойму. Но заразить они меня смогли. Дифтерия, даже по нашим меркам, смертельное заболевание, то есть смертность составляет где-то восемьдесят с лишним процентов, а что уж говорить про то время, да с теми коновалами. Перевели меня в отдельный бокс, скорее всего, умирать. Опять мать со мной. И стали они меня шпынять анти дифтерийной сывороткой, поможет хорошо, не поможет, ну что ж, бог дал, бог взял. Вот где я узнал, что такое боль. Две медсестры меня держат, третья колет. Боль при введении невообразимая. За что мне все эти мучения, я так и не понял. Поэтому всем кто ходит в церковь и молится богу, верует в бога, я смело говорю, вы все идиоты, нет бога, и его не может  быть, а если бы он был, только за те мои мучения, которые, я, испытал в детстве, его надо уничтожить, проклинать его, а не молиться ему. Справился мой организм и с этой пакостью. Но коновалы решили меня добить, все это дало осложнение на сердце. Порок сердца, митральная недостаточность. Пролежал я там до лета, и мать решила сама меня спасать, бежать от этих коновалов, от этих Дудинских недоучек. На первый пароход, и в Красноярск, на материк.

        Попугал я вас читатель. Теперь отойдем от ужасов медицинских коновалов и перейдем к реалиям, вернемся в зону.

                       По прибытии в зону, я был гол. То есть, из продуктов питания, у меня ни чего не было. Посылка еще мне не была положена. На усиленном режиме, на котором я и находился, положена посылка раз в полгода и я, ее до больницы получил. А, зоновской паек, только для тех, кто хочет похудеть. Я уже и так стал стройным, подтянутым, но вечером мой желудок подсказывал, давай, покорми. Я ни у кого, ни когда, ни чего не просил. Хотя зэки вечно друг у друга клянчат, особенно чай и сигареты. Я обычно днем, после обеда, выходил во двор и садился на лавочку, в дальнем крыле локалки. Долго один не сидел, кто-нибудь ко мне подтянется, присядет. И вот также сижу, размышляю о перипетиях своей судьбы, ко мне подтянулся, присел зэк. Познакомились, Саша Лойко, из моего отряда. Разговорились. Сидит по 147 статье, часть третья, то есть, тяжкое телесное повреждение, приведшее к смерти человека. Проще, убийца. Везет мне в зоне на знакомых, убийц. Что оказалось, обыкновенный драчун. Мужик сильный, характер вздорный, привык руками махаться. Подрался на работе, не рассчитал силу, забил человека и сюда, на восемь лет. В зоне находится три года, ходит на работу, из дома помогают посылками. В общем, обжился здесь человек. Компанию здесь ни с кем не водит, да и при его характере, это не возможно. И здесь может подраться. Он и предложил мне, даже не предложил, а принес ко мне в секцию, и отдал мне, естественно, что придет посылка, я отдам, пачку масла и сгущенку молока. А с этим богатством, здесь можно жить. Меня, конечно, удивило, что мне не знакомому человеку он доверился. Хотя в жизни у меня было несколько таких случаев, что мне доверяли, совершенно не знакомы люди. Видно на лице у меня написано,- Он не обманет.-

        Стали мы с ним дружить. Встречались с ним в локалке, либо в красном уголке, смотрели вмести телевизор. Он, как и все зэки, обожал боевики, где много драк и убийств, что я совсем не мог смотреть. Я ходил в основном на кинокомедии, либо простые фильмы, без драк. Я научился играть в нарды, мы с ним играли, но скоро понял, что с ним лучше не играть. Так и хочется сказать, что Гоголь с него писал своего Ноздрева.  

            -Знаем мы вас, как вы плохо играете, подвигая шашку, да в то же время, подвинув обшлагом рукава и другую шашку.-

            - Нет – сказал Чичиков, вставши из-за стола, - с тобой нет ни какой возможности играть! Этак не ходят, по три шашки вдруг.-

             - Отчего ж по три? Это по ошибке. Одна подвинулась нечаянно, я ее отодвину, изволь.-

И хотя я в зоне купил, очень хорошие, красивые нарды, с ним я перестал играть. Мышление у него было очень низкое, даже для зоны, а у таких людей амбиции непомерные. Забываясь, кто перед ним, начинают учить, подсказывать. У него был бзик, все критиковать и как надо все делать, как переустроить эту жизнь. Но я придумал ход, чтобы его не разочаровывать, пусть он живет со своими идеями, но лишь бы меня не трогал. Я уже говорил выше, что я и на воле не могу с абсолютным большинством разговаривать, терпеть глупые речи. А здесь, куда деться, он же рядом со мной ходит, либо сидит. И его речи и суждения, на меня действуют, как головная боль.

          Я сходил в библиотеку и принес оттуда книгу Василия Яна - "Батый". Рассказал о ней, о монголах, заинтересовал его этим. Потом принес другую книгу, этого же писателя - "К синему морю". И вот эти монголы стали мне спасением, от его высказываний, несуразностей. Как только он начинает подходить к своим идеям, о переустройстве миросоздания, а я его уже немного изучил, я тут же переходил к монголам. Говорю, а ты знаешь, что не было ни какого монгольского ига. Это его заводило, и он переключался на монголов и всю прогулку, доказывал мне о монголо-татарском иге. Что мне и нужно было. У меня мысли свои были и я только изредка, либо поддакивал, либо отнекивался. Так мы мирно с ним и существовали. Он своей наивностью меня поражал. Он верил книжным писаниям. Если Ян написал в книге, то это так и было.

          После вечерней проверки, мы также на часок выходили на прогулку. Уже была зима, рано темнело, на небе высыпаны звезды. Здесь, я уже менял тему, что бы монголов оставить на потом и заводил речь о звездах. Рассказывал о звездных системах, о происхождении галактик, нашей планеты – «Земля». Здесь он меня слушал, и тоже забывал о своих абсурдных идеях. Иногда я задавал ему, какой-нибудь каверзный вопрос по астрономии, конечно простенький, и вот здесь он разливался соловьем, преподносил мне, все, что слышал по мироустройству, от своих бабушек и дедушек. Что мне и надо было, я старался его не перебивать, а тем более переубеждать.

                   Так, мы с Сашей и дружили.

       Ну, а как же северянин, чем же он занимается?

         Переехав в Красноярск, мама устроилась на пассажирский теплоход, буфетчицей, который ходил по Енисею, развозя пассажиров по всем городам и поселкам лежащих на берегах этой могучей реки. Я также плавал с ней, на этом теплоходе или как говорят речники,

                                                                                                                                         – Ходил.

и мне это очень нравилось. Базировались мы в Красноярске, здесь заправлялись, снабжались всем необходимым и отправлялись вниз по Енисею, вплоть до города Енисейск. Летний солнечный день, стоим в порту Красноярск. Я только, что проснулся. Выщел на палубу, полюбоваться видом Красноярска, теплоходами, катерами, шастающими по акватории Енисея. У нашего борта, стоит причаленный катер, буксир. Мне он очень понравился, небольшой, уютный, с трубой, каютой для экипажа и пассажиров. Я еще помечтал, вот бы поплавать на нем. На палубу из рубки вышел мужчина, посмотрел на наш теплоход. Отец!

                                     Я сразу закричал,- Папа!-

           и бросился к нему. У него, мое внезапное появление тоже вызвало удивленную радость, откуда я здесь. Рассказал ему, что здесь работает мама буфетчицей, и я с ней плаваю, на этом теплоходе. Я провел его в нашу каюту, мама была там. О чем они разговаривали, я не знаю, но в дальнейший путь, я отправился с отцом, на его катере. Он был капитаном на этом катере. Собственно вся команда состояла из него и его помощника Арсения, который числился рулевым-мотористом. В этот же день мы отправились в путь, вниз по Енисею, курс на Проспихино. Папа получил на заводе этот  новенький катер и гнал его в порт приписки, туда, где ему придется трудиться. Это было сказочное путешествие, длинной несколько тысяч километров водной глади Енисея и Ангары. Разгар лета, море солнца, вода, вода и великолепная сибирская природа, Золотое солнце играет волной,  дробясь  миллиардами  искр  на  хрустальной поверхности воды. Царственно, величаво,  в  своих  лесистых  берегах  катится красавица  Ангара.  Вздымаются к небу высокие гористые  берега,  туда, где синее небо граничит с  кедровыми шапками.  Медведи, ловящие рыбу  по берегам шиверы, придавали особый колорит путешествию. Шли только днем, на ночь приставали к берегу у какого-нибудь села. Разводили костер, готовили снедать, в основном варили уху из наловленной по пути рыбы. Кидали в нее зелень  собранную здесь же, на берегу, из щавеля, добавляли дикий лук, закусывали черемшой. Это было сказочное варево, не надо забывать про прохладный речной ветерок и бесконечную синь реки. Иногда и среди солнечного дня, приставали к  берегу. Разводили костер, пообедав, отец,  с механиком распив бутылочку водочки, ложились спать, а я, настроив удочки, занимался рыбалкой. Обычно останавливались около какой-нибудь шиверы, то есть там, где есть быстрое течение. Хариус так и прыгал, метался, стараясь попасть на уду, зацепиться за червяка, забываясь, что сняться с нее можно будет, только на сковороде. Обед кончался, команда просыпалась, и снова отдать швартовы и в путь, вверх по Ангаре. После обеда, обычно отец ставил меня к штурвалу, и команда дальше шла досыпать уже в каюту, а я вел катер, ориентируясь по бакенам, створам и изредка заглядывая в лоцию. Сказочное путешествие, но какое бы оно не было сказочным, когда-то и оно кончается. Прошли «Кодинскую шиверу» и открылась панорама большего сибирского села.  

   Проспихино!  

        Пришвартовались. Отец оформил все документы по  катеру, сдал их в контору и повел меня домой. Длинная сельская улица, с деревянными тротуарами и в центре этой деревенской улицы, наш дом, вернее два дома, так, как рядом со старым, отец выстроил новый дом, в котором жил сам, уже с новой семьей. Бабушка, не ожидала моего приезда. Увидев меня, заохала, кинулась обнимать меня, собирать на стол. Здесь я снова почувствовал вкус той специфической трапезы, присущей чалдонам, жителям приангарья. Слегка протухшая щучина, вареная картошка, соленые грузди, мороженая брусника и свой домашний хлеб. То есть, то о чем я мечтал поесть, живя на севере. Я почувствовал полный комфорт и сразу после обеда, забрался на диван и уснул.

                                        Продолжение следует.

                                                                            http://belpan.ucoz.ru/